1971  - Евгений Щепетнов

Когда Сливко, на мой взгляд, полностью пришел в себя, я спросил его, держа в руке шило для прокалывания бумаг… Шило нашел у него же на столе. Очень удобная штучка с толстой деревянной рукоятью. Ею проделывают дырки в картоне, чтобы потом сквозь них протянуть нитки и подшить бумаги. Что такое он там подшивал – не знаю. Может, личные дела своих учеников? Аккуратист, чтоб его разорвало… все по полочкам разложил.

Итак, я спросил:

– Ты меня понимаешь? Если понимаешь, кивни!

Он кивнул, а я продолжил:

– Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты на них станешь отвечать. Если отвечать откажешься или твой ответ мне не понравится – я буду втыкать тебе в тело вот это шило. Куда буду втыкать? Может, в живот, а может, в яйца. Или в колено забью – зависит от того, как ты себя поведешь. Я всегда выполняю свои обещания, учти это. Всегда! И вот еще что: если ты закричишь, позовешь на помощь – я выколю тебе глаз. Какой ты больше любишь? Правый или левый? Правый? Кивни, если так. Не киваешь? Оба любишь? Ну, хорошо. Сейчас я вытаскиваю кляп, и мы будем разговаривать. Согласен?

Кивает. Я сдергиваю изоленту, вытаскиваю носок. Сливко тяжело дышит, сплевывает, потом хрипло спрашивает:

– Ты меня убьешь?

– Убью, – тут же отвечаю я, – но тут ведь вот какая штука… ты можешь умереть без боли, тихо и спокойно. Или же помучиться – тогда я тебя просто на полоски порежу. Веришь?

Он явно не верил. И тогда я снова сунул ему в рот носок и закрепил кляп. А затем подошел и воткнул шило в колено. Воткнул и начал его раскачивать, будто проделывая в коленной чашечке небольшую воронку. Сливко дергался, мычал, но я продолжал и продолжал пытку. А потом пленник затих. Глаза его закатились – он потерял сознание.

На всякий случай я еще три раза ткнул его в ляжку – по самую рукоять вонзил шило. Так, на всякий случай – вдруг симулирует? Начнет вопить – прибегут люди, отобьют гада. Кто мне поверит, когда я скажу, что это один из самых подлых и страшных маньяков Советского Союза?

Очнулся он через пять минут, когда я полил его голову водой из графина. Очнулся, замычал, и тогда я снова его спросил:

– Теперь ты понимаешь, что я не шучу? Больно, да? Будет еще больнее. У тебя еще одно колено осталось, два глаза, ну и много чего еще. Сейчас сниму кляп, и мы продолжим. Или тебе еще раз воткнуть шило?

Замотал головой, замычал – и тогда я вынул кляп.

– Твои пленки, твои снимки – за дверью с надписью «Не влезай – убьет»?

– Да! Не убивай меня! Вызови милицию! Я готов ответить перед законом! Не убивай! Только не убивай!

– И ты заявишь, что только снимал мальчиков, когда делал опыты, да? И выставишь себя сумасшедшим? Посидишь в психушке и выйдешь – так? Ладно, я подумаю над твоим предложением. Где ключи от той двери? Где лежат фотоматериалы?

– В столе, там, за дверь. Большой бумажный сверток. Все там. Ключ от двери у меня в столе, здесь. На связке. Он такой плоский, желтый! Не убивай меня, пожалуйста! Что угодно, только не убивай!

Я заткнул подонку рот, подошел к его столу и в самом деле нашел там связку ключей. Один был плоским, желтым – явно от навесного замка, закрывающего комнату.

Пакет нашелся там, где он и сказал, – в столе. Там же и кинопленки, на которых было видно, как он вешал мальчишек, как потом их реанимировал. Я выбрал несколько фотографий, положил их в карман. Взял и одну из пленок, посмотрев ее на просвет. Хватит и остальных, чтобы понять, чем занимался этот подонок.

Брать с собой эти фото было рискованно, но я все-таки рискнул. Мне нужно показать их Аносову. Пусть посмотрит, пусть не думает, что я его обманул. Он должен их видеть, уверен.

Вернувшись из тайной комнаты Сливко, я встал перед ним, достал «марголин» с глушителем и трижды выстрелил в голову подонка. Было желание выстрелить ему в живот – чтобы помучился, чтобы медленно умирал, но это слишком опасно. Маньяки невероятно удачливы и живучи. Не зря того же Сливко ловили двадцать один год! И если бы не его фотодокументы, уверен – не смогли бы его ни на чем взять. Фото-, киносъемка, а еще – ботиночки убитых детей, опаленные огнем. Он их хранил там же, в тайной комнате – доставал, рассматривал, мастурбировал на них. Нашли только после обыска.

Кроме того, если выстрелить в живот, пуля могла не слишком деформироваться, а значит, ее можно привязать к моему пистолету. А оно мне совсем даже не надо. А вот в голову – все отлично. От удара о черепную коробку пуля превратилась в бесформенный кусок свинца.

Зачем три раза выстрелил? А по той же причине – чтобы наверняка! Чтобы эта мразь больше не встала! Хотя хватило бы и одной пули, уверен.

Глушитель сработал отлично. Звук – как у обычной воздушки. С улицы даже и не услышишь.

Собрал гильзы, обтер тряпкой все, к чему прикасался. В том числе и то самое шило.

Вытер даже изоленту, намотанную вокруг головы покойника, – там тоже могли остаться отпечатки. Нельзя недооценивать милицию. На таких вот мелочах и прокалываются преступники, считающие ментов совершеннейшими ослами, не способными никого и ничего найти. Чушь. Есть в милиции настоящие профессионалы и будут – пока их не разгонит либеральное правительство России. После чего тяжелейшие милицейские проблемы растянутся на долгие, очень долгие годы.

До машины я дошел без приключений, никто на меня не обратил ровно никакого внимания – кому нужен сутулый старик в мешковатом мышиного цвета костюме? Опасность возникла, только когда я садился в «Волгу», – могли заинтересоваться, какой же это такой старик, что так запросто садится за руль дорогой машины? Ну это как в моем времени – представить только, что мимо тебя идет зачуханный пенсионер в растоптанных ботах, и вдруг он садится в дорогущий «мерс»! Забавно? Запоминается? Вот то-то же.

Но ничего не случилось. Если кто и видел, как я сажусь в машину, значения этому не придал. И я дал по газам, плавно набирая скорость и уходя в сторону выезда из города. Теперь мой путь лежит в Новошахтинск.

Чикатило я убил прямо в школе-интернате, вызвав на беседу. Сказал, что я дедушка одной из учениц и хочу обсудить ее поведение, – фамилию ученицы я прочел на стенде возле учительской. Отозвал в сторону, в пустой кабинет, и выстрелил ему в лоб. Уже когда ехал в машине, перед глазами ясно встало удивленное лицо маньяка, убившего в моем мире пятьдесят шесть человек. Он был искренне удивлен – как так?! Почему?! За что?! Наверное, так удивлялись его жертвы, когда он их подло и зверски убивал. Первой своей жертве он нанес три удара ножом в живот, а потом изнасиловал. А затем задушил, потому что после всего сделанного она была еще жива. Ей было девять лет.

Я бы убил его еще много, много раз. И не так щадяще, как сейчас, – ну что такое пуля в голову? Рраз! И все кончилось. Ни боли, ни страха. Но… он пока не совершил свои убийства. А еще – у меня нет на это времени. У меня впереди очень много дел, и я не могу ставить их под удар.

Пока решил ограничиться двумя этими целями. Остальные – впереди. У меня большой список, с адресами, со всем, что нужно для того, чтобы найти этих тварей. Аносов просил дать ему этот список. Зачем? Могу только догадываться. Должна же у человека быть в жизни какая-то цель? Например – сделать мир чище и безопаснее. И это правильно.